Материал содержит информацию о товарах, употребление которых может навредить вашему здоровью.
Я ТОТ, КТО УЖЕ УМЕР
Теперь у нас начнётся новая жизнь .
Все женщины, которые от чего-то бежали, так говорили, поверь мне. И даже сейчас, когда за окном идёт дождь, ты продолжаешь убеждать себя в том, что всё нормально.
Да-да, посмотри на эти мужские руки, касающиеся части тебя. Посмотри на них. Я уже насмотрелась, Боже! Посмотри! Ты видишь это? Он пытается вкачать жизнь, он пытается вкачать новую жизнь в вас обоих, а ты сжимаешь эту простыню, заляпанную кровью, и кричишь, что абсолютно бесполезно. Разве не так?
Так !
И эти люди, окружающие тебя, всего лишь пригоршня боли. Они добавляют накала, считают, что поддерживают тебя. Ты знала, что у этой медсестры погиб сын во Вьетнаме? Она думает, что может разделить с тобой горе пополам, преобразив это ужасное чувство в радость. Она думает, что, находясь здесь, спасёт вас обоих… но она ошибается.
Она ошибается, она ошибается.
Пит сидит там под табличкой: «Воздержимся вместе от курения», в коридоре, в котором ежедневно отцы держат своих новорождённых детей на руках, и у них такая искренняя улыбка на лице, и они ещё не догадываются о том, что через лет десять изменят своим жёнам, готовящим ужин, они ещё не догадываются, что, пожалуй, даже через пять лет, жёны им разонравятся. Они будут много пить, будут ходить на вечеринки, заявляя, что это собрание рабочего класса или руководство на тему приобретения немецких прав на производство автомобилей, и да, они будут врать, именно так они и будут врать. Но ты же веришь Питу?
Да, я верю.
Ты не сомневаешься в Пите?
Нет, я не сомневаюсь в нём. Он ждёт меня, Боже… как это больно! Когда он прекратит? Когда он, наконец, перестанет?
«Аккуратнее!»
Голоса из тумана. Это были голоса из тумана. Ты знаешь, что они означают. Вначале они невыносимо громкие, будто удар отбойного молота, потом умеренно средние, походящие на тиски инквизитора, затем тихие, едва заметные, прорезающие лишь нить реальности, ведущей к… «…чему-то неизбежному, Нэнси», и затем всё падает вниз, врезается осколками сна в явь, откуда исходит эта боль.
Ты всё ещё здесь. И ты жива. Как бы ты не хотела умереть, я – не твоя галлюцинация. Ты видишь меня? Ответь! Ты видишь меня?
Мысли ударяют пульсом, быстрым, монотонным. Боль превращается в облачко, парящее прямо над головой. А там, где кровь ляпает белую простыню, пахнущую детским шампунем, там, где всё-таки идёт дождь, там, где (пусть это и самый дождливый в Америке штат Мэн, а она любила дождь, он напоминал ей о матери, страдавшей меланомой) нет этого морального небоскрёба, накренившегося над безобидными улицами восприятия, она лежала в кровати, крича в пустоту, пренебрегая здравым смыслом. Боль уничтожала здравый смысл.
Ты можешь успокоиться и внятно посмотреть на эту ситуацию. Там, где белый свет, нет смерти, дорогая. Это не смерть. И всё же я могу умереть . Твой врач сказал: да, возможен и такой инцидент; Пит оплатит похороны, вырастет ребёнка, и у вас всё будет в порядке, вас будет разделать лишь невидимая стена, но чувства останутся.
К чему всё это?
Боль сковала позвоночник. Она прыгала по спине, словно персонаж из мультфильма, скачущий на рыжем пони в поисках вкусных конфет. Боль забиралась и в шею, но самая сильная агония преследовала её не в промежности, как она дула в начале, а внутри, там, где холодное стекло, намокшее от капель дождя, разрезает сердце.
«Уйдите прочь!»
Голоса извне были доказательством того, что она жива. Она не успела покинуть этот мир, и, опять же, голоса вызывали новую порцию боли, ту, что она соотносила с «Папкой, которую не стоит открывать»; туман, обволакивавший её, пропускал верёвочки боли, и всё, что её защищало от внешнего мира, было болью, пусть она шла именно оттуда. Границы сознания смывались водой. Сознание и связывала боль.
Одна Большая Боль.
П-р-е-к-р-а-т-и-т-е…
Когда Пит сказал мне о том, что хочет на мне жениться, что хочет поехать на медовый месяц в Карвелл-Сити, забронировать там номер и показать мне загадочные красоты Орегона, я ему не поверила. Но у меня были все права ему не верить. Мы встречались всего пять месяцев, и, когда он вытащил из розовой коробочки обручальное кольцо, я заплакала. Это правда? Правда, что все мужчины уходят через несколько лет?
Искажённая правда. Бывает и так, что они остаются преданными. Но все они сволочи. Можно безуспешно надеется на лучшее. По крайней мере, дорогая, Пит – славный парень. Кем он работает?
Основатель компании по продаже моющего средства в Бангоре. Да-да, и он сможет обеспечить тебя и ребёнка. Мы провели дивный медовый месяц в Карвелл-Сити. Правда, его кое-что мучило. Та самая Нэнси, которая могла часами выбирать между блюдами: курочка гриль или простой салат, или то и то; это было принято тем актом из Филадельфии, в котором женщина беременна. Хочешь сказать, что?.. Каждого мужчину раздражает эта внезапная перемена: рвота перед сном, отсутствие секса, «нога на ногу» и никаких физических нагрузок; суть в том, что многие женщины начинают пользоваться этим моментом. Но это присуще беременной женщине. Мужчина может и сам приготовить себе яичницу.
И вот он просыпается посреди ночи от твоего плача. Он думает, что у тебя отошли воды или что-то ещё, но, на самом деле, ты говоришь: «Я хочу ванильное мороженое». Пит бегал тебе за ванильным мороженым. Разве ты не помнишь?
И ванильного мороженого там не было, поэтому он купил шоколадное и клубничное, из-за чего я разозлилась . Но ты съела это мороженое. Признаюсь! Ты съела это мороженое и извинилась перед ним. В ваших отношениях не было такого недопонимая, или… Ты любишь и уважаешь Пита, хоть и сомневаешься в нём… Я всего на всего хочу жить! Это говорит о многом.
Ладно.
(вдох и выдох, вдох и выдох)
Туманные сгустки обволакивали реальность, но не само сознание. Кто-то принёс полотенца с очевидными словами – «это поможет», — везде только эта помощь. А если не в этой помощи нуждался человек? Боль была возвышенностью, с которой тяжело спуститься. Это как сжать зубами кожаный ремень. Это как сдержаться.
Лучше умереть.
Нет, не лучше. Так ты покажешь свою слабость. Я помню, как Пит взял тебя за руку и попросил тебя закрыть глаза, или как он пригласил тебя на «свидание вслепую», где вместо жареной рыбы ты получила морепродукты. А когда он тащил тебя под венец, вы выглядели такой милой парой. Твоя свекровь Уилла оказалась той ещё сволочью, и тебе это не помешало. Она там, стояла в толпе, высматривая вас и проклиная. Ох, Уилла, как мне тебя жаль! Задай себе главный вопрос: «А хочу ли я жить?». Эстроген вырабатывается в твоём организме ежесекундно, пока крепкие волосатые мужские руки касаются части тебя, вдыхают в тебя ту новую жизнь, о которой ты всё мечтаешь.
Только они чаще всего забывают о правильном методе дыхания. Так что дыши через нос. Вдыхай носом, выдыхай ртом. Засекай три секунды каждого такого процесса; опоздаешь — не страшно, но придерживайся трёх секунд. Этот интервал поможет тебе сохранять спокойствие.
Главное при родах: правильно дышать.
Я не помню, где я нахожусь. Я не знаю точно, где я нахожусь. Мы с Питом сидим у мистера Нолана, и он объясняет нам, что ребёнок может родиться мёртвым. Это после того, как Питер обрадовался, увидев на тесте две полоски. Сара предугадала: можно было отложить этот сюрприз, а Ронда вообще уговаривала меня сделать аборт; и Пит был рад, он подпрыгнул, и, когда мы начали говорить об имени и сроке, я честно ему ответила, что не назову сына Питером или Клайвом, и, если это будет дочь, то в её свидетельстве о рождении будет стоять: «Лилу Стивенсон». Лилу и точка. Это имя мне хотела дать моя мама. В итоге, Питер согласился, — он и не расстроился. Он сказал, что надо выяснить, в первую очередь, примерную дату зачатия. Я сказала: это не важно. Мы запишемся на УЗИ и всё узнаем. А мистер Нолан объяснил: «Ребёнок наверняка умрёт, даю девяносто процентов». Я была на восьмом месяце беременности, и Пит сейчас запивает горячим кофе успокоительное в коридоре, ждёт, когда скажут результат. Я надеюсь, всё будет отлично. Мистер Нолан сказал, что и я могу умереть. Так и было.
Но ты не умерла.
Но я умираю . Ребёнок – это важный шаг в жизни, — так ты сказала Питу, и он кивнул, и он тебя понял. Он далеко не глупый. Пит меня во всём понимает. Всегда . Я рада за вас.
Он увидел две полоски и представил себя отцом. Вы едете на минивене за покупками в торговый центр. Четырёхлетний ребёнок по-прежнему посасывает палец. А раннее ты открывала холодильник, доставала молоко и грела его до средней температуры, наливала молоко в полулитровую бутылочку и давала малышке или малышу. Это были его грёзы. А ты сдаёшься…
Пит меня любит. Для мальчика он подобрал имя: «Тревор». Мы подумали, что Тревор – не так уж и плохо. Или Самюэль. В зависимости от того, какого цвета будут глаза у малыша. Но у малышей глаза меняют цвет, чего Пит не учёл.
Он – молодец, не так ли?
Так.
(выдох-вдох, медленное погружение, выдох-вдох)
А ты, значит, вскакивала пару недель назад в кровати, и кричала: «Волки!». Не так ли? Дорогая, когда, в крайнем случае, ты ложилась в ванную, чтобы родить, когда тебе казалось, что воды отошли, Пит срывался с работы. Ты же знаешь, что мистер Нолан сказал: «Для подробной консультации звоните мне».
Да.
Но ты не позвонила. Нет, не позвонила. Ты наполнила ванну и легла в неё, дожидаясь Пита. Он прибежал с букетом цветов, весь потный.
В свои тридцать два он весьма сентиментален и мил.
Но ты не собиралась говорить ему о ребёнке сразу. Ты всё перепроверила. Ты записалась к своему личному гинекологу и попросила провести тщательное обследование. Это правильно. Тесты не всегда показывают правду. А иногда вторая полоска вовсе отсвечивает.
А когда произошла пигментация кожи вдоль белой полоски живота, ты испугалась. Ты подумала, что это дурной знак. Ты покопалась в справочнике. Перечитала немало книжек для мам. Но ты упустила пигментацию кожи. Об аменорее я помнила всегда . Ты забыла, что рубцы – нормально при беременности. Кстати, шевеление плода ты почувствовала на пятом месяце. Или на четвёртом?
Я не помню.
Во время фетального периода у тебя участилась рвота, и Пит жутко испустил дух. Помнишь, как он дрожал. Это было мило. А мистер Нолан – перспективный критик, скорее, нежели консультант по курсу беременности. Тебе не кажется? Он вам дал верные советы. Вы сделали перинатальный скрининг синдрома Дауна и Эдвардса биохимическим маркером. На шестом месяце вы с Питом записались на допплерометрическое исследование кровотока плаценты. Это для исключения риска. Какого риска? Развитие плацентарной недостаточности . Через две недели после допплерометрического исследования вы прошли глюкозотолерантный тест для исключения гестационного диабета. Вы всё прочитали о хромосомных и генных нарушениях; этого требовал Пит, в основном, но и ты хотела подробно об этом узнать (не родиться ли мутант?); ты не употребляла алкогольных напитков и не курила (ты не курила никогда в жизни!), и всё-таки Мистер Нолан сказал, что ребёнок может умереть.
Чрезмерная рвота?
Рвота – это обычно для беременности, но не чрезмерная, Нэнси. Были подозрения на анемию и эклампсию? Да, были, но у меня ничего не обнаружили. Подозрение на малокровие? Да. Теперь ты кричишь в пустоту и слышишь звон эха, спускающегося по ступеням твоей боли.
Тебе не смешно?
Меня раздирает смех.
Ты принимала кальций. Доля цинка и йода также сыграла свою роль, железа и фолиевая кислота — в два раза больше обычного, а витамины В6 и В12 — на тридцать процентов.
Тогда что произошло?
«Полотенце, Дрю. Дай мне полотенце!» — издали доносились голоса. Это был мужской хриплый голос. Пахло сигаретами и шипучкой. И ещё чем-то… каким-то химическим раствором…
Пит всегда был с тобой.
Да. Я люблю его. Я очень сильно его люблю. Как и он тебя. А боль… она даёт толчок к жизни, эта боль.
Вы с Питом долго готовились к этому дню. Всё обговаривали. И я отчётливо помню, как мы выбирали имена. Мы говорили с тобой об этом. Да, говорили.
«Он скоро вылезет» — голоса снаружи разрезали слух.
Боль была невыносимой. Руки сжимали края подушки и окровавленную простыню. Собственные крики были приглушёнными, сдавленными. По крайней мере, так было легче.
Но у нас был один неприятный разговор.
Как же без этого? Я знаю, дорогая. Я знаю. Пит сказал, что будет с тобой рядом до конца. Седьмой месяц срока, и вот, вы начинаете ссориться. Всё это слишком типично. Ты обвинила его в том, что он тебе нагло врёт. Он пропадает на работе, выдумывает какие-то конференции, и тут же к тебе в голову приходит мысль: а что, если это не так? Статистика подсказывает: мужчины уходят, когда девушка беременна; но когда он узнал о зачатии, он не убежал, Нэнси.
Он остался со мной.
Боль натолкнула тебя не на те мысли. Ты читаешь: «А мы можем приоткрыть ворота в новую жизнь». Этот Райский Сад, дорогая, и есть твои сомнения. А какая вас ждёт новая жизнь, если ты не можешь отделаться от старой?
Та жизнь – старая перечница.
Ты не можешь и это время контролировать. Старый обманщик впереди меня. Я в этом виновата? Ты упрекала Пита в том, чего он не делал.
Я – вторая половина твоего мозга. Тот голос, что не снаружи, а внутри. Я – не живой человек. Я – это ты. И, если ты слушаешь меня, ты слушаешь саму себя. За окном идёт дождь, твоя любимая погода, и ты разговариваешь сама с собой о том, предавал ли тебя Пит или нет.
Выбор за тобой: к какой половине следует прислушаться.
Моё имя – Нэнси. Ты же знаешь. У меня не может быть от тебя секретов. Твоя тревога по поводу стабильных родов переполнила тебя до такой степени, что ты лежишь здесь, пройдя все необходимые процедуры, с умирающим ребёнком внутри. Это был чистый плод, который вы наблюдали на рентгеновских снимках. На УЗИ вам предположительно назвали пол мальчика. На повторном УЗИ вас обрадовали, по крайней мере, обрадовали Пита: это будет девочка (он всегда хотел девочку, не спорю); но УЗИ иногда показывать неточно, и ты сомневалась абсолютно во всём. С таким темпом ты могла бы сомневаться и в порядке времени.
А разве время не напоминает тебе пружину? Оно то растягивается, то нет. Всё происходит наоборот. А эти девять месяцев были достаточно долгими, чтобы покопаться в мыслях. Но ты лишилась этой возможности, так как кидала в яму этих самых мыслей следующие. Ты не могла выслушать ни его, ни меня. И теперь ты лежишь тут и страдаешь, вероятно, умираешь, вероятно, что из твоего чрева вытащат мёртвое обездыханое тельце, комок, в котором могла быть жизнь, но её не стало. Ты нервничала. Ты убивала вас обоих.
А чьи-то мужские крепкие руки пытаются вернуть эту жизнь.
Я не виновата в этом. Нарисовался знакомый Пита, Элвин Питербак. «Тот, кто сеет разврат» . Ты не стала препятствовать их отношениям, так как не имела ни малейшего права этого делать, — в ваших отношениях была беда, Нэнси, в твоих.
А как же…?
Угроза выкидыша?
Я об этом не думала .
Любая нормальная женщина не станет об этом задумываться. Это угнетает Нэнси. Мысль о чём-то глобальном или ужасном – смеющийся клоун, напичканный взрывчаткой. Страх показаться слабой перед навязчивой мыслью ужаснее самой мысли, понимаешь?
Разве не так?
Так.
Ты не можешь не согласиться; это твои слова, а не мои. И пока ты тут болтаешь сама с собой, акушер видит головку твоего ребёнка. А эта боль – иллюзия, Нэнси. Эта боль – ничто по сравнению с той, которую ты боялась испытать.
Именно поэтому она так ужасна.
Боль была всем.
«Давайте посмотрим на это с другой стороны. У неё преждевременная беременность? Кто-нибудь вёл беседу с мистером…?»
«Нет, она не преждевременная» — второй мужской голос. Мужской голос парня, закончившего буквально вчера медицинский факультет.
«Биение сердца есть. Здоровье стабильное. Сердцебиение стабильное. Пульс на четыре»
«В секции «умников» не приветствуются люди, у которых хромает чувство юмора. Я считал, что роды выглядят иначе»
«Как?»
«Волнующиеся папаши с видеокамерами, держащие женщину за руку, счастливая мелодия, обозначающая, что гром больше не гремит, а молния не сверкает, и хэппи-енд, разумеется» — второй голос говорил иронично.
«Посторонним войти не разрешили. Папаши любуются своими детьми позже. Чаще всего папаши сваливают в «горы»»
«Неудивительно»
«Почему?»
«Я бы тоже таких криков не выдержал бы»
«Пожалуйста, заткните этого придурка….»
«Поаккуратнее с выражениями. Я всего лишь стажируюсь у вас. Юмор никому не помешает»
«Мне принесут это чёртово полотенце или нет? Осталось минут десять»
Голоса то рассыпаются, то смешиваются в единый поток. Боль урезала их лишь на треть. Тело горело. Не хватало воздуха. Голос, пробудившийся только что, словно сошёл с плаката: «Безбедное будущее невозможно», сказал: всё зависело от тебя; результаты были настолько положительными, что их ничего не могло испортить, кроме твоих нервов.
И ты дёргала Пита. Появлялась возможность поссориться, и ты дёргала его. За рукав. Подталкивала к себе. И унижала.
Ты беременна, дорогая. Гормоны играют. Весь мир моментально становится настоящим, и ты чувствуешь каждую нить (эти нити разноцветные), пробегающие по человечеству. Муж приносит тебе голубой тазик, а ты сблёвываешь всё то, что накопилось за прошедшие семь или восемь месяцев.
Да, я беременна!
И тебе всё простительно?
Да!
И все эти срывы: «Катись отсюда!». На паркете мы увидели надпись: «Я сожалею». Наверное, грузчики ошиблись. Тест лежал на стеклянной прозрачной полочке над раковиной у зеркала. Среди тюбика с зубной пастой, крема для бритья и дезодоранта «Дыши свежестью». Ты подошла через пять минут и вгляделась: две полоски; гинеколог сообщил радостную новость: «У вас будет ребёнок». Но ты не обратила внимания на задержку месячных. На то, что эовуляция была в середине месяца. Мол, с кем не бывает. А Пит? Он ожидал? Он хотел быть хорошим отцом, хотел быть достойным мужем, но ты тыкала в него палкой.
Ни один мужчина не может оказаться святым!
Это феминизм.
Нет!
Толпа орущих женщин с плакатами: «Мы за равноправие». Равенство между мужчинами и женщинами будет только тогда, когда у мужчин появится сучье вымя, дорогая, и они смогут рожать. Очки на нашей половине.
Я не была феминисткой.
Но ты смотришь на всё с точки зрения истинной феминистки. Не бывает идеальных мужчин. Или они алкоголики, или торчки, или изменщики. На всех них найдётся порок. Они не против погулять, пропустить стаканчик в баре и сыграть в блек-джек. Так?
Нет!
Я – это ты. Странно, что мы спорим.
«Я вижу головку»
Странно, что ты споришь со мной, Нэнси. Пит – хороший муж, поверь мне. А вся эта боль идёт только из твоих сомнений. Ты сама навредила себе.
Боль?
Ты всё говоришь о том, что Пит – славный парень, что он лучший на этом свете муж. А я хочу быть лучшей на этом свете женой! Я хочу, чтобы он любил меня!
Он любит тебя. И любил.
Я не могу в это поверить, я слишком…
Сказать, что ты слишком беременная, не получится. Из тебя вылезает новая жизнь, та жизнь, о которой ты думала. И тебе придётся думать об этом многократно, Нэнси.
Да. Я согласна с тобой.
«Ну!»
Ты слышишь это?
Акушер вытирает лоб. У него всё лицо красное. Открой глаза и сама увидишь. Но боль не допускает. Боль заставляет тебя сидеть в тумане.
А спроси себя: туман бывает безмятежным?
Туман бывают таким, каким его описывают в сказках? Красивым, безмятежным, миролюбивым?
Это туман…
А боль – темнота, парализующая тебя. Ты думаешь, что боль не даёт тебе выйти на поверхность и глотнуть воздуха, но, на самом деле, ты сама хочешь так думать, и боль сопутствует твоим мыслям, потому что это паника.
Открой глаза, Нэнси. Посмотри, как там красиво.
«Господи! – снаружи раздался плач. – Это шестнадцатый мёртвый ребёнок за этот год. Шестнадцатый мёртвый ребёнок у меня на руках!»
Хриплый голос акушера. Он взял твоего сына Тревора на руки. Окровавленные нейлоновые перчатки касаются тёплой плоти. Ты видишь это?
Я не вижу…
Ох эта боль!
(вдох-выдох, вдох-выдох)
Он трясёт его.
«Простите меня, если я…» — молодой голос.
«Ничего! Эй, миссис, очнитесь!» — мужская рука трогает её ногу, трясёт Нэнси, но та не может проснуться. Она хочет остаться во сне.
Теперь ты не хочешь на поверхность, дорогая? Теперь ты не хочешь выбраться отсюда? Почему так?
«Подождите…»
У твоего сына, Тревора, забилось сердце. Ты слышишь меня? У твоего сына забилось сердце. Я не знаю, как у них классифицируются такие случаи. Но я свалю всё на клиническую смерть.
Малыш Тревор не умер.
Открой глаза.
Я пытаюсь!
Пока что она не может заплакать. Пока что её что-то будит, что-то, ссыпающееся сверху, воспаляющее боль, раздирающую лоскуты её сознания.
Хриплый голос сказал: «Проснитесь, миссис».
Я вас слышу.
Женщины, которые от чего-то бегут, всегда приходят к этой мысли, Нэнси. Когда они бегут от тех злых мыслей, что убивали их, они не могут взять и остановиться. Это становится манией.
Я вас слышу.
У тебя замечательный сын. У него голубые глаза. Пока что. Пит об этом забыл, но у новорождённых есть привилегия менять цвет глаз. Я убеждена, что эти глаза будут такими же красивыми и дальше.
И ты… открой свои глаза…
(вдох-выдох)